[wcgame]

Подарок для  Siyuri
От Санта Нила

Рейтинг: NC-17
Пейринг: Нил\Питер
Жанр: romance
Саммари: приручить.
Предупреждение: Возможно, ООС

*
Не то чтобы Питер — душа нараспашку, есть вещи, которые он никому не говорит, многое остается под толстой коркой брони — и это нормально для агента ФБР.
Не нормально, что есть вещи, в которых ему трудно признаться даже себе.
Когда Питер врывается в апартаменты к Кэффри, с упаковкой пива и уставшей улыбкой, Нил слишком увлечен, чтобы его замечать.
Питер замирает в дверях, открывая рот от смеси негодования и чего-то еще, что он пока не может классифицировать.
Его мошенник стоит у мольберта, он непривычно расслабленный и какой-то лениво-уютный. Чуть хмурит брови, когда ему что-то не нравится, закусывает губу и вытирает пятно на полотне пальцем. Когда он тянется, чтобы сделать еще один мазок, Питер видит, как на его голой спине под кожей перекатываются мышцы. На запястьях и щеках умостились пятнышки краски, одно прямо над бровью, ярко синее. Но все равно, не такое синее, как его глаза, — думает Питер невпопад. Волосы консультанта торчат в разные стороны причудливой гривой.
Сегодня суббота, и они решили отложить это дело с картиной до понедельника, ничего серьезного, и Питер точно знает, что никто еще не просил Нила рисовать точную копию, но, похоже, его сложный ум уже просчитал возможные ходы.
Или просто удовольствие от процесса?
И Питер бы совсем не удивился. Он никогда не видел напарника настолько… неземным. Эта мысль странно звенит в ушах, заставляя сделать глубокий вдох, чтобы придти в себя.
— Долго ты еще будешь стоять в дверях? — вдруг говорит Нил, не поворачиваясь, и Питер, наконец, снова начинает дышать.
— Ты, даже рисуя, не можешь не покрасоваться, да? — ворчит Питер, заваливаясь в комнату и опускаясь в кресло. Наваждение паутинкой спадает, оставляя привкус досады.
— А что, подействовало? — бормочет Нил, держа одну кисточку в зубах, второй делая какие-то рваные мазки по поверхности холста.
У Нила в комнате очень жарко, и Питер жалеет, что не одел под куртку футболку. На улице моросящий дождь, переходящий в снег, подсвеченный оранжевыми огнями большого города. У Нила в комнате ленивое лето, переходящее в легкое безумие. Его спортивные штаны едва держатся на бедрах.
Питер не замечает, когда перед ним на столике оказывается бокал, и Нил, откупоривая бутылку вина зубами, как какой-нибудь пират-малолетка, наполняет его янтарной жидкостью.
— Пиво и живопись, Питер, не совместимы, — говорит Нил, выуживая упаковку у Питера из-под носа и унося в кухню. Агент ФБР беззлобно хмурится. Нотации — это уже что-то более привычное в их и без того сложных отношениях.
Холст накрывается бывшим мошенником и отворачивается к окну, прежде чем Питер успевает еще раз взглянуть на него.
— Говорят, в картине главное — душа художника, но твои копии выглядят даже лучше, говорит как под гипнозом Питер, и тут же захлопывает рот, понимая, что это явно не тот человек, которого стоит хвалить.
Нил улыбается, обнажая острые, как у кота клычки.
— Я могу считать это комплиментом? — голос бархатный.
Питер хочет иронично приподнять бровь и вообще сострить что-то про проданную душу, но Нил уже выглядит довольным как кот. Уставший за неделю бумажной работы агент не знает, что когда его лицо принимает то самое озадаченное выражение с каплей гордости, непроданная душа художника-афериста купается в солнечных лучах.
— Нил, кем бы я был, если бы восхищался искусной, но подделкой настоящих работ? — тон у Питера совсем не враждебный, скорее светский. Взгляд Нила все еще цепкий — не отпустило.
Они приближают бокалы друг к другу, чтобы раздалось тихое «дзынь». Не ценитель вина, агент думает, что сегодня Шато Ледо пришлось удивительно кстати. Кэффри даже когда-то успел накинуть вишневого цвета рубашку, — совсем не в таких ходят дома, думает Питер, но это же Нил, с его любовью к роскошной жизни.
Кем бы я был, если бы восхищался этим самодовольным Ромео?
Питер откидывается на спинку дивана, чуть хмурясь, не замечая, как Нил наклоняется, чтобы заглянуть ему в лицо:
— Все в порядке, Питер? — спрашивает он чуть резко, и мужчина чувствует мурашки по спине от неожиданной внутренней силы Кэффри.
— Разморило от твоего вина, — улыбается агент, выдерживая взгляд, и едва заметным жестом провода по шее к уху.
Нил разочарованно отворачивается, и подходит к окну, не выпуская бутылки из рук. В его голосе Питеру чудятся интонации обиженного ребенка:
— Значит во мне нет ничего, чем можно было бы восхищаться?
Бёрк не закатывает глаза, нет. Он проводит ладонью по губам, стирая сладковатый вкус вина, не давая себе открыть рот и выпалить, что, черт возьми, он восхищался им так непозволительно часто, как никем другим.

Конечно, иногда Питера раздражал Нил.
С первой встречи, не считая знакомства с личным делом, которое он дополнял, собирая по крупицам каждую деталь, от прошлого и внешних данных, случайных снимков камер слежения, до личных привычек. С того момента, как он увидел завитки черных волос и до того открытый взгляд, что стало больно дышать. Когда они встретились лицом к лицу, улыбка скользнула по его губам, и агент уже приготовился стрелять, если будет нужно. Но нужно никогда не будет, потому что у этого криминала есть принципы.
И когда сзади подбиралась помощь — все-таки большой куш стоял на кону, никто обычно не сдавался добровольно, — агент Питер спокойно и уверенно, смотря в его глаза, дал отбой:
— Не нужно. Я сам.
И преступник с голубыми глазами протянул руки вперед, и по-детски с удивлением наблюдал, как защелкиваются наручники. Его плечи не опустились, как и уголки губ. Он сам по себе был олицетворением свободы, он весь был свободой.
Питер не понимает и не может принять это ощущение собственной неуязвимости.

Иногда Питер восхищается Нилом. Его умением жить на полную, как будто каждый день последний, как будто не важно, что случится дальше и что бы ни случилось — он что-нибудь придумает. Нил смотрит на мир глазами ребенка, будто все вокруг — для него создано, и его дело только брать.
И он берет, умело обходя рамки и играючи подтрунивая над их создателями.
Восхищается, быть может потому, что лишен этого сам. Слишком часто оказываясь на грани и видя ту, другую сторону жизни. Не бывает неуязвимых людей. Не бывает все на блюдечке.

…Иногда Питер настолько погружается в свои мысли, что не замечает всяких мошенников, что-то вытворяющих с его галстуком. Быстрый взгляд вокруг — пустая бутылка валяется у ног, дыхание у Нила уже винное и рваное, глаза темные — затмение луны.
— Нил, — выдыхает Питер, и это должно стать возмущением, но не становится. Когда Бёрк поднимает глаза и видит, что бывший мошенник так и не стер одно маленькое пятнышко краски прямо возле губ. Находка внезапно оказывает странный эффект на Питера, заставляя машинально облизнуть губы.
У них стало слишком много таких моментов, неловких и от этого тягуче-приятных, потому что запретных, потому что необъяснимых даже себе.
— Что ты делаешь? — и Питер улыбается, потому что это единственное оружие, которое у него при себе; единственная реакция, на которую он способен в такой ситуации.
— Тут жарко, разве нет? — бросает Нил почти сердито, домучивая узел на однотонном галстуке Питера и отбрасывая его в сторону. Он уже стоит напротив, упираясь одним коленом в диван, совсем рядом с ногой Питера, который даже не старается отодвинуться. Его брови почти сошлись на переносице, сосредоточенно и жестко.
Питер вновь оглядывает комнату за спиной Нила, уютную и светлую, и понимает, что есть в ней то, что его пугает и радует одновременно. И это не рождественские носочки над декоративным камином и не огромное окно с видом на городские огни — нет, это то, что они сейчас абсолютно одни, есть только полотно, нещадно отвернутое и накрытое.
Руки Нила уже на его плечах, сквозь хлопок белой рубашки разминают затекшие мышцы плеч и шеи, его зубы стиснуты, а в глазах какой-то неведомый дьявольский огонек.
И Питер, конечно же, хочет его остановить, но движения такие невыносимо приятные и, волнующие одновременно, что он просто не может позволить всему прекратиться. Дыхание сбивается, а перед глазами пляшут чертики в шляпах. Чтобы посмотреть на Нила, ему приходится задирать голову вверх и не цепляться взглядом за подтянутый торс под наспех застегнутой рубашкой из невообразимо мягкой ткани.
Питер просто смотрит на этого невообразимого человека, которому, кажется, в голову стукнула очередная идея, и если он ее не выполнит — не успокоится.
У Нила намокший лоб, а губы чуть покрасневшие, и еще он прикусил губу от волнения или усердия.
Сердце у Питера стучит слишком быстро, когда он откидывает голову на спинку дивана и прикрывает глаза. Ему давно никто не делал массаж, он никогда не чувствовал себя настолько на грани, не делая при этом ни малейшего шага.
А Нил уже просто не может сдерживаться, его колено оказывается прямо между ног Питера, он наклоняется и обдает дыханием его шею.
И Питеру остается только протянуть руку, ухватить его за затылок и притянуть к себе, невозможного, своего, и показать, как он на самом деле к нему относится. Но он пропускает ход, купаясь в собственной гордости, и Нил, разочарованно прорычав что-то, отстраняется. Питеру вдруг становится холодно и пусто, будто он вот сейчас отобрал у Питера Пэна крылья.
Но он не может, черт возьми, просто не может признаться этому человеку-везение, что восхищается им, что… он нужен ему. Потому что это неправильно, потому что у Питера тоже есть гордость. Потому что он знает, если положить еще один кирпичик на Пизанскую башню самооценки Нила Кэффри, то она просто достанет до неба, а потом будет пиздец.
На последней мысли Питера скашивает, потому что он вдруг ощущает теплое прикосновение к ногам. Он смотрит вниз и чувствует, как к щекам приливает жар, от улыбки Нила, совсем не невинной, который сидит на ковре у его ног, и его руки с длинными, черт их дери пальцами, поднимаются все выше к колену.
Он машинально нащупывает бокал и делает еще глоток, моргает — но разморенный вином Нил под ногами не исчезает, он весь сейчас — затаенная рысь перед прыжком.
Питер не знает, чего парень добивается, он просто знает, что не должен проиграть.
Но смотря на кудрявую макушку внизу, он невольно вспоминает, как держал его на руках на полу, полном битого стекла и надеялся услышать дыхание. Как консультанта однажды взяли в заложники из-за его самодеятельности на задании, и он едва мог надеяться, что увидит его живым.
Фаталист, до чего фаталист, или все, или ничего — это Нил.
Внутри что-то защемило, и, смотря мутными глазами, как ловкие пальцы расстегивают его ремень, Питеру в голову приходит ошалелая мысль: все должно быть не так.
Но он в позиции строгий учитель и неприступная скала, а обиженная принцесса с криминальным прошлым резко встряхивает его сильными руками, рывком стягивает с агента брюки вместе с бельем и берет у него в рот, яростно сверкнув глазами напоследок.
Питер это не останавливает, потому что реальность для него стала зыбкой, едва он зашел и увидел своего мошенника за мольбертом. Ему все казалось дивным сном, собственные слова и движения — чьими-то чужими, а Нил, только Нил – центральным фантомом.
И сейчас реальность врывается к Питеру резкими толчками в рот Нила, его шелковыми волосами и колючей щетиной, мягкими губами и еще мягче — языком, и Питер ахает, потому что в доме они одни и он, черт возьми, так долго этого ждал, и понял это только сейчас — достаточно поводов потерять голову. Движения Нила жадные и довольно неумелые, но от этого отчего-то у Питера на душе становится спокойнее, он вполне себе может представить, что делают с такими парнями как Нил в тюрьме… И он понимает в этот самый момент, когда кусает губы по привычке сдерживая себя, и когда зарывается рукой в его волосы, отдаваясь полностью и бесповоротно, что не хочет Нила ни с кем делить, включая с его собственным эгоизмом.
Он нужен ему такой, как сейчас, открытый и немного злой.
Рука агента отвлекает Нила, и он едва не задыхается.
— Полегче, тигр, — мягко говорит Питер и, поддавшись порыву, гладит Нила по подбородку, ведет к покрасневшим губам.
У Нила взгляд чуть виноватый — не такой самоуверенный, как обычно, и Питер, притягивает его к себе и целует в губы, бережно касаясь пальцами его острого уха и скулы, ведя к затылку. Нил стонет ему в рот, и, обретая уверенность, перехватывает инициативу, забирается рядом на диван, и Питеру открывается возможность снять с него дорогую рубашку раздражающего цвета.
Взъерошенный Нил с дурацким пятнышком от краски на раскрасневшемся лице, протягивает руку и накрывает член Питера, а агент на выдохе обхватывает губами адамово яблочко на шее Нила и шепчет, едва слыша сам себя:
«ТыпотрясающерисуешьНил».
Он не замечает, что Нил всхлипывает и кончает от одних этих слов, утонув в собственном оргазме.
**
Питер заходит в офис и видит сияющего как новенький пятак Нила, на столе — законченное полотно. Джоунз тут же бежит к нему, невразумительно жестикулируя, и объясняя гениальный план Нила Кэффри и о том, как невозможно хорошо он подделал оригинал.
— Так это оригинал? — вздыхает Питер, смотря на холст с сидящим на скале Буддой, или очередным просветителем, он не очень в этом разбирается.
— Скажем так, я его чуть подправил, и когда грабители попытаются сбыть картину, никто ее не возьмет — явная подделка.
Выдержать блеск ослепительной улыбки превосходства далось Питеру с трудом.
— Ты рисовал на оригинале?!
У Питера шок, а Джоунз посмеивается и выходит с папкой бумаг, перед этим хлопнув агента по плечу.
— Смоются безо всякого труда, — Нил демонстративно зевает и вертится на стуле.
На стуле Питера, если быть точным. В его кабинете.
— Конечно, дурак Питер, ничего не понимает в искусстве. – Отчего-то он уже не злится, а только улыбается, когда притягивает непослушного вертящегося консультанта к себе и чуть кусает за губы.
Дыхание Кэффри тут же срывается, а былая бравада проходит:
— Нас могут увидеть, — с неподдельным испугом говорит он.
Питер оборачивается – жалюзи приоткрыты, в офисе кипит жизнь.
— Скажу, что сбивал с тебя спесь, — говорит Питер, начиная чувствовать жар внутри, когда он смотрит на эти трепещущие ресницы и чуть удивленную улыбку.
В его кабинете, на его крутящемся офисном стуле сидит его консультант, и любимый преступник, и просто какой-то дикий кот, которого он все надеется приручить.
Питер улыбается своим мыслям и присаживается на край стола.
— А теперь расскажи мне твой план, Кэффри?
Нил улыбается в ответ и надвигает на лоб дурацкую шляпу.
— Элементарно, детка!
Приподнятая бровь.
— … агент… Питер.
За окном снегодождь и их отдел не сильно балуют отоплением, но Питеру не холодно, вовсе нет.
Дикий кот приручил агента, сам того не зная. И агент про себя счастливо мурчит, глотая невкусный офисный кофе.

The end.